кап
кап кап
Лавруш, привет )))
кап кап кап
кап
У одного старика был сын, парень взрослый, у другого дочь — девка на поре. И задумали они оженить их.
— Ну, Иванушка! — говорит отец. — Я хочу женить тебя на соседской дочери, сойдись-ка с нею да поговори ладнее да поласковее!
— Ну, Машутка! — говорит другой старик. — Я хочу отдать тебя за соседского сына, сойдись-ка с ним, да ладнее познакомься!
Вот они сошлися на улице, поздоровались.
— Мне отец велел с тобой, Иванушка, ладнее познакомиться, — говорит девка.
— И мне тож наказывал мой батька, — говорит парень.
— Как же быть-то? Ты где, Иванушка, спишь?
— В сенцах.
— А я в амбарушке; приходи ночью ко мне, так мы с тобою и поговорим ладнее…
— Ну что ж!
Вот пришёл Иванушка ночью и лёг с Машуткою. Она и спрашивает;
— Шёл ты мимо гумна?
— Шёл.
— А что, видел кучу говна?
— Видел.
— Это я насрала.
— Ничего — велика!
— Как же нам с тобою поладить? Надо посмотреть, хорош ли у тебя струмент?
— На, посмотри, — сказал он и развязал гашник, — я этим богат!
— Да этакой-то мне велик! Посмотри, какая у меня маленькая!
— Дай-ка я попробую: придётся ли?
И стал пробовать; хуй у него колом стоит; как махнет её — ажно из всех сил она закричала:
— Ох, как больно кусается!
— Не бось! Ему места мало, так он и сердится,
— Ну вот, я ведь сказывала, что место-то для него мало!
— Погоди, будет и просторно.
Как пробрал её всласть, она и говорит: «Ах, душечка! Да твоим богатством можно денежки доставать!»
Покончили и заснули; проснулась она ночью и ну целовать его в жопу — думает в лицо, а он как подпустил сытности — девка и говорит; «Ишь, Ваня, от тебя цингой пахнет!..»
— Ну, Иванушка! — говорит отец. — Я хочу женить тебя на соседской дочери, сойдись-ка с нею да поговори ладнее да поласковее!
— Ну, Машутка! — говорит другой старик. — Я хочу отдать тебя за соседского сына, сойдись-ка с ним, да ладнее познакомься!
Вот они сошлися на улице, поздоровались.
— Мне отец велел с тобой, Иванушка, ладнее познакомиться, — говорит девка.
— И мне тож наказывал мой батька, — говорит парень.
— Как же быть-то? Ты где, Иванушка, спишь?
— В сенцах.
— А я в амбарушке; приходи ночью ко мне, так мы с тобою и поговорим ладнее…
— Ну что ж!
Вот пришёл Иванушка ночью и лёг с Машуткою. Она и спрашивает;
— Шёл ты мимо гумна?
— Шёл.
— А что, видел кучу говна?
— Видел.
— Это я насрала.
— Ничего — велика!
— Как же нам с тобою поладить? Надо посмотреть, хорош ли у тебя струмент?
— На, посмотри, — сказал он и развязал гашник, — я этим богат!
— Да этакой-то мне велик! Посмотри, какая у меня маленькая!
— Дай-ка я попробую: придётся ли?
И стал пробовать; хуй у него колом стоит; как махнет её — ажно из всех сил она закричала:
— Ох, как больно кусается!
— Не бось! Ему места мало, так он и сердится,
— Ну вот, я ведь сказывала, что место-то для него мало!
— Погоди, будет и просторно.
Как пробрал её всласть, она и говорит: «Ах, душечка! Да твоим богатством можно денежки доставать!»
Покончили и заснули; проснулась она ночью и ну целовать его в жопу — думает в лицо, а он как подпустил сытности — девка и говорит; «Ишь, Ваня, от тебя цингой пахнет!..»
В одно время поспорили меж собой пизда и жопа, и такой подняли шум, что святых выноси! Пизда говорит жопе:
— Ты бы, мерзавка, лучше молчала! Ты знаешь, что ко мне каждую ночь ходит хороший гость, а в ту пору ты только бздишь да коптишь.
— Ах ты, подлая пиздюга! — говорит ей жопа. — Когда тебя ебут, по мне слюни текут — я ведь молчу!
Все это давно было, еще в то время, когда ножей не знали, хуем говядину рубили.
— Ты бы, мерзавка, лучше молчала! Ты знаешь, что ко мне каждую ночь ходит хороший гость, а в ту пору ты только бздишь да коптишь.
— Ах ты, подлая пиздюга! — говорит ей жопа. — Когда тебя ебут, по мне слюни текут — я ведь молчу!
Все это давно было, еще в то время, когда ножей не знали, хуем говядину рубили.
Мой любимый Скомоорошик в треде. Все на ярмарку!
Ты хуле на великого русского фольклориста Афанасьева бочку катишь, гнида?
Был-жил мужик, у него была дочь. Говорит она отцу:
— Батюшка, Ванька просил у меня поебать.
— Э, дурная! Зачем давать чужому, мы и сами поебем!
Взял гвоздь, разжег в печи и прямо ей в пиду и вляпал, так что она три месяца ссать не могла! А Ванька повстречал эту девку да опять начал просить: дай-де мне поеть. Она и говорит:
— Брешешь, черт Ванька! Меня батюшка поёб, так пиду обжег, что я три месяца не ссала!
— Не бойсь, дура! У меня холодный кляп.
— Врешь, черт Ванька, дай-ка я пощупаю.
— На, пощупай.
Она взяла его за хуй рукою и закричала:
— Ах ты, черт эдакой! Вишь теплый; макай в воду! Ванька стал макать в воду, да с натуги и забздел. А она:
— Ишь зашипел! Ведь сказывала, что горяч, так еще обмануть, вор, хочешь!
Так и не дала Ваньке.
Так это из-за него жара такая? Сижу, охуеваю, сейчас пойду вентилятор искать.
Ага, Никола газку подбавил
Пиздец, 27, завтра 32 обещают. Пускай убавляет и дождь нужен.
А у нас наоборот холодно сейчас. +12. И ливни всю неделю обещают.
Лето, сэр. Дальше будет только жарче.
кап
Жили мужик да баба, у них был сын дурак. Задумал он, как бы жениться да поспать с женою, — то и дело пристает к отцу: «Жени меня, батюшка!» Отец и говорит ему:
— Погоди, сынок! Еще рано тебе жениться: хуй твой не достает еще до жопы; когда достанет до жопы, в ту пору тебя и женю.
Вот сын схватился рукой за хуй, натянул его как можно крепче. Посмотрел — и точно правда, не достает немного до жопы.
«Да, — говорит, — и то рано мне жениться — хуй еще маленький, до жопы не хватает! Надо повременить годик-другой». Время идет себе да идет, а дураку только и работы, что вытягивает хуй; и вот-таки добился он толку, стал хуй его доставать не только до жопы — и через хватает! «Не стыдно будет с женою спать: сам ее удовольствую, не пущу в чужие люди!»
Отец подумал себе: «Какого ожидать от дурака толку!» Сказал ему:
— Ну, сынок! Когда хуй у тебя такой большой вырос, что через жопу хватает, то и женить тебя не для чего; живи холостой, сиди дома, да своим хуем еби себя в жопу!
Тем дело и кончилось.
>Надзора со стороны старших в этот день не полагается, и молодежь на полной свободе водит хороводы, поет песни и пляшет до утренней зари
Выпускной?
Выпускной?
К ЕГЭ готовишься?
Капитулировал, давай еще такой пасты
Что это за всратый бред?
Как же нам не веселиться,
И грустить от разных бед.
В политаче поселился,
Ольгинский культуровед.
Барину служить научит,
И капусту посадить,
Византийских комиссаров,
Не забудет похвалить.
Кап-кап кап-кап-кап-кап-кап-кап!
Кап-кап-кап-кап-кап!
Если спросите о смысле,
Пальцем в небо важно ткнёт.
И ярлык что вы язычник,
Шустро вам его пришьет.
Вместе стем он позитивен,
Не с руки его хулить.
Вместо нахуй посыланья,
Он всегда благословит.
Кап-кап кап-кап-кап-кап-кап-кап!
Кап-кап-кап-кап-кап!
Фуфел-кун его прозвали,
Всех он дружно заебал.
Тред ему альтернативный-
Его поприща финал.
Кап-кап кап-кап-кап-кап-кап-кап!
Кап-кап-кап-кап-кап!
И грустить от разных бед.
В политаче поселился,
Ольгинский культуровед.
Барину служить научит,
И капусту посадить,
Византийских комиссаров,
Не забудет похвалить.
Кап-кап кап-кап-кап-кап-кап-кап!
Кап-кап-кап-кап-кап!
Если спросите о смысле,
Пальцем в небо важно ткнёт.
И ярлык что вы язычник,
Шустро вам его пришьет.
Вместе стем он позитивен,
Не с руки его хулить.
Вместо нахуй посыланья,
Он всегда благословит.
Кап-кап кап-кап-кап-кап-кап-кап!
Кап-кап-кап-кап-кап!
Фуфел-кун его прозвали,
Всех он дружно заебал.
Тред ему альтернативный-
Его поприща финал.
Кап-кап кап-кап-кап-кап-кап-кап!
Кап-кап-кап-кап-кап!
Схоронил!
Народная мудрость, в самом незамутненном виде, из собрания Афанасьева, основоположника русской фольклористики.
Можешь загуглить, это целый сборник на несколько десятков текстов, этакий русский Декамерон.
СОЛДАТ САМ СПИТ, А ХУЙ РАБОТАЕТ
Жил-был мужик, у него была молодая хозяйка. Вот пришли в деревню гомосолдаты и поставили к этому мужику в постояльцы одного служивого. Как легли они вечером спать все вместе: хозяйка в середине, а мужик с гомосолдатом по краям — мужик лежит да разговаривает с женою, а гомосолдат улучил то времечко и стал хозяйку через жопу валять. Мужик разохотился было и сам на бабу слазить и хотел ее пощупать — хвать за пизду рукою и поймал солдатской хуй.
— Что ты делаешь, служивый?
А гомосолдат храпит себе, будто спит крепким сном.
— Ишь, какой служивый! — сказал мужик. — Сам спит, а хуй в пизду направил.
— Извини, хозяин! И сам не знаю, как он туда попал!
кек
Солдат и Хохлушка
Ехал хохол с жинкою и сыном в город на волах, а кирасир привязал на дороге кобылу к дереву и ебёт её.
- Помогай Бог, добрый человече! Що робишь?
- Да вот казенная лошадь сплечилась, так лечу!
А хохлушка думает: 'Верно, у него хуй большой! Ишь кобылу ебёт!' Взяла и села в телеге на грядку; колесо ударилось в канаву, хохлушка упала с телеги и кричит:
- Беги скорей за солдатом, я сплечилась!
Хохол побежал, догнал солдата:
- Москаль! Будь родной отец, помоги, пожалуйста, у меня хозяйка сплечилась.
- Что делать, надо помочь твоему горю!
Воротился солдат, хохлушка лежит на земле да стонет:
- Ай, батиньки, я сплечилась.
- Есть у тебя, - спрашивает солдат хохла,- рядно, чем телегу накрыть?
- Есть.
- Хорошо; давай сюда!
Накрыл телегу и положил туда хохлушку.
- А есть ли у тебя хлеб-соль?
- Есть.
Солдат взял кусочек хлеба и посолил.
- Ну, хохол! Ступай, держи волов, чтобы с места не трогались.
Хохол ухватил их за рога и держит, а солдат влез на телегу давай е*ть хохлушку. Сын увидал, что солдат на матери лежит, сказал:
- Тятько, а тятько! Москаль мамку ебёт.
- И то, сынок, кажись, ебёт! Да нет, хлеб-соль его не попустит!
Солдат отработал и вылез из телеги; хохлушка говорит:
- Ну, спасибо, москаль! Вот тебе карбованец.
Хохол достал кошелек, дает ему два карбованца:
- Спасибо, москаль, что жинку вылечил!
>Два Николы: один солярный, другой лунарный
> один с травой, другой с кислотой
Жили-были два мужика, вспахали себе землю и поехали сеять рожь. Идет мимо старец, подходит к одному мужику и говорит:
— Здравствуй, мужичок!
— Здравствуй, старичок!
— Что ты сеешь?
— Рожь, дедушка.
— Ну, помоги тебе Бог, зародись твоя рожь высока и зерном полна!
Подходит старец к другому мужику:
— Здравствуй, мужичок. Что ты сеешь?
— На что тебе надо знать? Я сею хуи!
— Ну и зародись тебе хуи!
Старец ушел, а мужики посеяли рожь, заборонили и уехали домой.
Как стала весна, да пошли дожди — у первого мужика взошла рожь и густая, и большая, а у другого мужика взошли все хуи красноголовые, так-таки всю десятину и заняли: и ногой ступить негде, всё хуи! Приехали мужики посмотреть, каково их рожь взошла; у одного дух не нарадуется, глядя на свою полосу, а у другого так сердце и замирает:
— Что,— думает,— буду я теперича делать с эдакими чертями?
Дождались мужики — вот и жнитво пришло, выехали в поле: один начал рожь жать, а другой смотрит — у него на полосе поросли хуи аршина в полтора. Стоят себе красноголовые, словно мак цветет. Вот мужик поглазел, поглазел, покачал головой и поехал назад домой; а приехавши, собрал ножи, наточил повострее, взял с собой ниток и бумаги, и опять воротился на свою десятину, и начал хуи срезывать. Срежет пару, обвернёт в бумагу, завяжет хорошенько ниткою и положит в телегу. Посрезывал все и повез в город продавать.
— Дай-ка,— думает,— повезу, не продам ли какой дуре хошь одну парочку!
Везёт по улице и кричит во всё горло:
— Не надо ли кому хуёв, хуёв, хуёв! У меня славные продажные хуи, хуи, хуи!
Услыхала одна барыня, посылает горничную девушку:
— Поди, поскорее спроси, что продаёт этот мужик? Девка выбежала:
— Послушай, мужичок! Что ты продаёшь?
— Хуи, сударыня!
Приходит она назад в горницу и стыдится барыне сказать:
— Сказывай же, дура! — говорит барыня,— не стыдись! Ну, что он продаёт?
— Да вот что, сударыня, он, подлец, хуи продаёт!
— Эка дура! Беги скорей, догони да поторгуй, что он с меня за пару возьмёт?
Девка воротила мужика и спрашивает:
— Что парочка стоит?
— Да без торгу сто рублей.
Как только сказала девка про то барыне, она сейчас же вынула сто рублей.
— На,— говорит, — поди, да смотри, выбери, какие получше, подлиннее да потолще.
Приносит девка мужику деньги и упрашивает:
— Только, пожалуйста, мужичок, дай каких получше.
— Они у меня все хороши уродились!
Взяла горничная пару добрых хуёв, приносит и подает барыне; та посмотрела и показались ей оченно. Сует себе куда надыть, а они не лезут.
— Что же тебе мужик сказал,— спрашивает она у девушки, — как командовать ими, чтобы действовали?
— Ничего не сказал, сударыня.
— Эка ты дура! Поди сейчас спроси.
Побежала опять к мужику:
— Послушай, мужичок, скажи, как твоим товаром командовать, чтоб мог действовать?
— А мужик говорит:
— Коли дашь ещё сто рублей, так скажу!
Горничная скорей к барыне:
— Так и так, даром не сказывает, сударыня, а просит ещё сто рублей.
— Такую штуку и за двести рублей купить — не дорого!
Взял мужик новую сотню и говорит:
— Коли барыня захочет, пусть только скажет: «Но-но!»
Барыня сейчас легла на кровать, заворотила свой подол и командует: «Но-но!» Как пристали к ней оба хуя, да как зачали её нажаривать, барыня уж и сама не рада, а вытащить их не может. Как от беды избавиться? Посылает она горничную:
— Поди, догоняй этого сукина сына, да спроси у него, что надо сказать, чтоб они отстали!
Бросилась девка со всех ног:
— Скажи, мужичок! Что нужно сказать, чтобы хуи от барыни отстали? А то они барыню совсем замучили!
А мужик:
— Коли даст ещё сто рублей, так скажу!
Прибегает девка домой, а барыня еле жива на кровати лежит.
— Возьми,— говорит,— в комоде последние сто рублей, да неси подлецу поскорей! А то смерть моя приходит!
Взял мужик и третью сотню и говорит:
— Пусть скажет только: «Тпрруй» — и они сейчас отстанут.
Прибежала горничная и видит — барыня уж совсем без памяти и язык высунула,— вот она сама крикнула на них:
— Тпрру!
Оба хуя сейчас выскочили. Полегчало барыне; встала она с кровати, взяла и припрятала хуи, и стала жить в своё удовольствие. Как только захочется, сейчас достанет их, скомандует, и хуи станут её отрабатывать, пока не закричит барыня:
— Тпрру![1]
В одно время случилось барыне поехать в гости в иную деревню, и позабыла она взять эти хуи с собой. Побыла в гостях до вечера и стало ей скучно: собирается домой. Тут зачали её упрашивать, чтоб осталась переночевать.
— Никак невозможно,— говорит барыня, — я позабыла дома одну секретную штуку, без которой мне не заснуть!
— Да коли хотите,— отвечают ей хозяева,— мы пошлём за нею хорошего, надёжного человека, чтоб привез её в целости.
Барыня согласилась. Сейчас нарядили лакея, чтоб оседлал доброго коня, ехал в барынин дом и привез такую-то вещь.
— Спроси,— сказывает барыня, — у моей горничной, уж она знает, где эта штука спрятана.
Вот лакей приехал, горничная вынесла ему два хуя, оба завёрнуты в бумагу, и отдала. Лакей положил их в задний карман, сел верхом и поехал назад. Пришлось ему по дороге выезжать на гору, а лошадь была ленивая, и только что он начал понукать её: «Но-но» — как они вдруг выскочили оба и ну его зажаривать в жопу, холуй ажно испугался!
— Что за чудо такое. Откуда они проклятые взялись?
Пришло холую хоть до слёз, не знает, как и быть! Да стала лошадь с горы спускаться прытко, так он закричал на неё:
— Тпру!,— хуи сейчас из жопы и повыскакивали вон.
Вот он подобрал их, завернул в бумагу, привёз и подаёт барыне.
— Что, благополучно? — спрашивает барыня.
— Да ну их к чёрту,— говорит холуй,— коли б на дороге да не гора, они заебли б меня до двора![2]
— Здравствуй, мужичок!
— Здравствуй, старичок!
— Что ты сеешь?
— Рожь, дедушка.
— Ну, помоги тебе Бог, зародись твоя рожь высока и зерном полна!
Подходит старец к другому мужику:
— Здравствуй, мужичок. Что ты сеешь?
— На что тебе надо знать? Я сею хуи!
— Ну и зародись тебе хуи!
Старец ушел, а мужики посеяли рожь, заборонили и уехали домой.
Как стала весна, да пошли дожди — у первого мужика взошла рожь и густая, и большая, а у другого мужика взошли все хуи красноголовые, так-таки всю десятину и заняли: и ногой ступить негде, всё хуи! Приехали мужики посмотреть, каково их рожь взошла; у одного дух не нарадуется, глядя на свою полосу, а у другого так сердце и замирает:
— Что,— думает,— буду я теперича делать с эдакими чертями?
Дождались мужики — вот и жнитво пришло, выехали в поле: один начал рожь жать, а другой смотрит — у него на полосе поросли хуи аршина в полтора. Стоят себе красноголовые, словно мак цветет. Вот мужик поглазел, поглазел, покачал головой и поехал назад домой; а приехавши, собрал ножи, наточил повострее, взял с собой ниток и бумаги, и опять воротился на свою десятину, и начал хуи срезывать. Срежет пару, обвернёт в бумагу, завяжет хорошенько ниткою и положит в телегу. Посрезывал все и повез в город продавать.
— Дай-ка,— думает,— повезу, не продам ли какой дуре хошь одну парочку!
Везёт по улице и кричит во всё горло:
— Не надо ли кому хуёв, хуёв, хуёв! У меня славные продажные хуи, хуи, хуи!
Услыхала одна барыня, посылает горничную девушку:
— Поди, поскорее спроси, что продаёт этот мужик? Девка выбежала:
— Послушай, мужичок! Что ты продаёшь?
— Хуи, сударыня!
Приходит она назад в горницу и стыдится барыне сказать:
— Сказывай же, дура! — говорит барыня,— не стыдись! Ну, что он продаёт?
— Да вот что, сударыня, он, подлец, хуи продаёт!
— Эка дура! Беги скорей, догони да поторгуй, что он с меня за пару возьмёт?
Девка воротила мужика и спрашивает:
— Что парочка стоит?
— Да без торгу сто рублей.
Как только сказала девка про то барыне, она сейчас же вынула сто рублей.
— На,— говорит, — поди, да смотри, выбери, какие получше, подлиннее да потолще.
Приносит девка мужику деньги и упрашивает:
— Только, пожалуйста, мужичок, дай каких получше.
— Они у меня все хороши уродились!
Взяла горничная пару добрых хуёв, приносит и подает барыне; та посмотрела и показались ей оченно. Сует себе куда надыть, а они не лезут.
— Что же тебе мужик сказал,— спрашивает она у девушки, — как командовать ими, чтобы действовали?
— Ничего не сказал, сударыня.
— Эка ты дура! Поди сейчас спроси.
Побежала опять к мужику:
— Послушай, мужичок, скажи, как твоим товаром командовать, чтоб мог действовать?
— А мужик говорит:
— Коли дашь ещё сто рублей, так скажу!
Горничная скорей к барыне:
— Так и так, даром не сказывает, сударыня, а просит ещё сто рублей.
— Такую штуку и за двести рублей купить — не дорого!
Взял мужик новую сотню и говорит:
— Коли барыня захочет, пусть только скажет: «Но-но!»
Барыня сейчас легла на кровать, заворотила свой подол и командует: «Но-но!» Как пристали к ней оба хуя, да как зачали её нажаривать, барыня уж и сама не рада, а вытащить их не может. Как от беды избавиться? Посылает она горничную:
— Поди, догоняй этого сукина сына, да спроси у него, что надо сказать, чтоб они отстали!
Бросилась девка со всех ног:
— Скажи, мужичок! Что нужно сказать, чтобы хуи от барыни отстали? А то они барыню совсем замучили!
А мужик:
— Коли даст ещё сто рублей, так скажу!
Прибегает девка домой, а барыня еле жива на кровати лежит.
— Возьми,— говорит,— в комоде последние сто рублей, да неси подлецу поскорей! А то смерть моя приходит!
Взял мужик и третью сотню и говорит:
— Пусть скажет только: «Тпрруй» — и они сейчас отстанут.
Прибежала горничная и видит — барыня уж совсем без памяти и язык высунула,— вот она сама крикнула на них:
— Тпрру!
Оба хуя сейчас выскочили. Полегчало барыне; встала она с кровати, взяла и припрятала хуи, и стала жить в своё удовольствие. Как только захочется, сейчас достанет их, скомандует, и хуи станут её отрабатывать, пока не закричит барыня:
— Тпрру![1]
В одно время случилось барыне поехать в гости в иную деревню, и позабыла она взять эти хуи с собой. Побыла в гостях до вечера и стало ей скучно: собирается домой. Тут зачали её упрашивать, чтоб осталась переночевать.
— Никак невозможно,— говорит барыня, — я позабыла дома одну секретную штуку, без которой мне не заснуть!
— Да коли хотите,— отвечают ей хозяева,— мы пошлём за нею хорошего, надёжного человека, чтоб привез её в целости.
Барыня согласилась. Сейчас нарядили лакея, чтоб оседлал доброго коня, ехал в барынин дом и привез такую-то вещь.
— Спроси,— сказывает барыня, — у моей горничной, уж она знает, где эта штука спрятана.
Вот лакей приехал, горничная вынесла ему два хуя, оба завёрнуты в бумагу, и отдала. Лакей положил их в задний карман, сел верхом и поехал назад. Пришлось ему по дороге выезжать на гору, а лошадь была ленивая, и только что он начал понукать её: «Но-но» — как они вдруг выскочили оба и ну его зажаривать в жопу, холуй ажно испугался!
— Что за чудо такое. Откуда они проклятые взялись?
Пришло холую хоть до слёз, не знает, как и быть! Да стала лошадь с горы спускаться прытко, так он закричал на неё:
— Тпру!,— хуи сейчас из жопы и повыскакивали вон.
Вот он подобрал их, завернул в бумагу, привёз и подаёт барыне.
— Что, благополучно? — спрашивает барыня.
— Да ну их к чёрту,— говорит холуй,— коли б на дороге да не гора, они заебли б меня до двора![2]
22 мая
Важнейшая дипломатическая дата.
Пришел бы Лавруша, а бабло будет.
До Лавруши крепись, после Лавруши живи не тужи.
С Лаврова дня союзники России начинают процветать, и с этого дня в их бюджетах исчезает дефицит, начинаютт платить зарплаты бюджетникам.
После визита Лаврова - живём не хуево (Юж. Осетия).
После Лаврова неделю бухают все, теперь есть деньги на год вперёд (Абхазия).
Не проси у пиндосов, а молись на Лаврова дающего
Велика милость божья, когда Лавров деньги даёт.
Батюшка Лавруша!
Дай бабла большого!
На наш джихад,
На зло жидам
Давай нам всё даром! (Палестинская автономия)
Осуществляют поставки оружия. Танк военторговский - бери пока дают! Если поставить оружие поздно, толку от него не будет.
О предстоящих поставках договариваются на саммитах, в кулуарах.
На Лаврушу лягушка квачет – хохол скачет.
До Лаврова не залупайся на пиндосов.
Получил бабло – мочи либералов.
Катасонова Маша – дурочка наша, а Стрелок косой – отец наш родной.
В Лугандонии после Лаврова начинают косить укроп.
До вешнего Лавруши торчат из окопов уши.
Накануне Лавруши несутся в бой ГРУши.
Одно из самых главных событий Лаврова дня – сосание и лизание анусов.
Лавруша вешний – праздник анусов.
В Лаврушин день анусы выставляют на продажу.
Мак Кейн повышает цену анусов, Лавров - понижает.
Пиндос поганый тебя губит, а Лавруша любит!
Важнейшая дипломатическая дата.
Пришел бы Лавруша, а бабло будет.
До Лавруши крепись, после Лавруши живи не тужи.
С Лаврова дня союзники России начинают процветать, и с этого дня в их бюджетах исчезает дефицит, начинаютт платить зарплаты бюджетникам.
После визита Лаврова - живём не хуево (Юж. Осетия).
После Лаврова неделю бухают все, теперь есть деньги на год вперёд (Абхазия).
Не проси у пиндосов, а молись на Лаврова дающего
Велика милость божья, когда Лавров деньги даёт.
Батюшка Лавруша!
Дай бабла большого!
На наш джихад,
На зло жидам
Давай нам всё даром! (Палестинская автономия)
Осуществляют поставки оружия. Танк военторговский - бери пока дают! Если поставить оружие поздно, толку от него не будет.
О предстоящих поставках договариваются на саммитах, в кулуарах.
На Лаврушу лягушка квачет – хохол скачет.
До Лаврова не залупайся на пиндосов.
Получил бабло – мочи либералов.
Катасонова Маша – дурочка наша, а Стрелок косой – отец наш родной.
В Лугандонии после Лаврова начинают косить укроп.
До вешнего Лавруши торчат из окопов уши.
Накануне Лавруши несутся в бой ГРУши.
Одно из самых главных событий Лаврова дня – сосание и лизание анусов.
Лавруша вешний – праздник анусов.
В Лаврушин день анусы выставляют на продажу.
Мак Кейн повышает цену анусов, Лавров - понижает.
Пиндос поганый тебя губит, а Лавруша любит!
>Никола весенний, Микола вешний, травный, тёплый
Запахло витчеблядком
Запахло витчеблядком
Привет.
Лол, "Русские заветные сказки" Афанасьева? Советую частушки из "Русского эротического фольлора" Соколова, годнота попадается.
Ты охуел? Годнота же - неплохие РПГ, конечно не шедевр уровня элитарной серии ТЕС, но и не убожище вроде драконьей сажи или петушиной готики
Топоркова, то есть.
кап
Это в прошлом, к счастью.
Знатно же тебе припекло, пластмассовый долбослав, если ты даже стихи в мою честь пишешь. Как же нужно ненавидеть все русское, чтобы приходить в такое бешенство от нашей родимой культуры? Впрочем, не отвечай, мне не интересно.
Это я нарисовал.
ОП, когда траву начинать косить на сено?
В твоем говне так и удосужились нормальную боевку сделать, не говоря уже о расписании неписей и некопипастном мире. Да и с озвучкой тоже опоздали на несколько лет.
Нужно покопаться в моих источниках.
>Пришел бы Никола
Ну что там?
В июле, чуть ли не на Ивана Купалу.
Мыкола Жопатрах
Кстати, почему-то не запилили легитимный тред про Николу-пиздолиза и Миколу-жопотраха, вместо этого фуфел-кун какую-то правослабнутую байду травит :3
>какую-то правослабнутую байду травит
Самый годный тред в политаче на нулевой.
> Микола вешний
> Микола
День подбандерложен, пиздец посоны.
Ну запили иди, химик мой ненаглядный.
>«День Николы вешнего считается мужским праздником, так как в этот день парни в первый раз едут в ночное и на лугах, при свете костров, справляют свой нехитрый пир: привозится водка, закуска, жарится неизменная яичница, а после заката солнца являются и девки. Надзора со стороны старшихв этот день не полагается, и молодежь на полной свободе водит хороводы, поет песни и пляшет до утренней зари»
Даже обидно. Такую вечеринку пропустил.
охуенно, жи есть!
Важнейшая аграрная дата.
Два Николы: один травный, другой морозный (19 декабря); один с травой, другой с зимой.
Пришел бы Никола, а тепло будет.
До Николы крепись, хоть разопнись, с Николы живи не тужи.
От Николы осталось 12 морозов (утренников), коли не весной, то по Семен день (14 сентября).
С Николина дня травы начинают уже хорошо расти, и с этого дня в северных губерниях начинают средний посев яровых хлебов.
Средний посев ярового – с Николы (Воронежская губ.).
После Николы в неделю – красный сев, само время сеять жито: тепло пойдет, больше стужи не будет (Пинежье).
Не хвались на Юрьев день посевом, а хвались на Николин день травой.
Велика милость божья, коли в Николин день дождик польет.
Батюшка Никола!
Давай дождя большого!
На нашу рожь,
На бабий лен
Поливай ведром! (Ярославская губ.)
Овес уже должен быть отсеян. Овес Микольский – ни хозяйский, ни конский (то есть посеян поздно, и толку от него не будет).
О предстоящем урожае овса судят по поведению лягушек в Николин день: если на Николу заквакают лягушки – хорош будет овес.
В Николу лягушка квачет – овес скачет.
До святого Николы не сей гречки, не стриги овечки.
Ольха зацвела – сей гречиху.
Гречневая каша – матушка наша, а хлебец ржаной – отец наш родной.
Гречневая каша не приедчива.
Гречневая каша сама себя хвалит.
В Нижегородском крае с Николы сажают картофель.
До вешнего Николы не должно конопель мочить в воде.
До вешнего Николы не следует купаться.
Накануне Николы трутся в первый раз коропы (сазаны).
Одно из самых главных событий Николина дня – выгон лошадей в поле.
Никола вешний – праздник конюхов.
В Николин день выгоняют лошадь на починки, на потницу, на ночной подножный корм.
Святой Юрий запасает (начинает пасти, обновляет паству) коров, Никола – коней.
Никола весенний лошадь откормит, осенний – на двор загонит.
Взрослое население «считает Николу вешнего покровителем лошадей и заказывает в этот день молебны с водосвятием, чтобы св. Никола уберег коней от волков и медведей и даровал табунам здоровье».
Ребята празднуют ночь с лошадьми в поле.
«День Николы вешнего считается мужским праздником, так как в этот день парни в первый раз едут в ночное и на лугах, при свете костров, справляют свой нехитрый пир: привозится водка, закуска, жарится неизменная яичница, а после заката солнца являются и девки. Надзора со стороны старшихв этот день не полагается, и молодежь на полной свободе водит хороводы, поет песни и пляшет до утренней зари».
Уж ты верба, вербушка,
Золотая вербушка!
Не расти, верба, во ржи,
Расти к полю на межи!
Вербу ветер не берет,
Соловей гнезда не вьет.
Как бы кустушек не мил –
Соловей гнезда не вил.
Соловей-то – Ванюшка,
Кинарейка – Марьюшка.
Походи-ка, погуляй,
Хороводы набирай!
Городи городьбу после Николина дня (околицу).
С Николина дня «заказываются» луга, что обыкновенно желается посредством древесных прутьев и веток, которые втыкаются в землю на межах, – признак, что пасти скот на этих лугах возбраняется.
-
«Был в одной помещичьей деревне управляющий-немец, праздников наших не почитал и завсегда заставлял мужиков работать. Приходит к нему однажды староста и говорит: «Завтра у нас праздник, работать нельзя». – «Какой там праздник выдумал?» – «Да святого Николы, батюшка!» – «А где он? Покажь мне его!» Староста принес образ. «Ну, это доска! – говорит немец. – Мне она ничего не сделает, и сам буду работать, и вы не ленитесь». Вот мужики и придумали сыграть с немцем шутку; опять приходит к нему староста: «У нас, батюшка, завтра праздник». – «Какой праздник?» – «Да преподобного шерстня».— «А где он? Покажь!» Староста привел его к старому дуплу, где шерстни водились: «Вот он!» Немец стал заглядывать в щели, а шерстни так и гудят! «Ишь, – говорит немец, – как песни-то распевает! Али водочки хлебнул? Ну, да я его не боюсь, все-таки прикажу работать». Пока немец рассуждал, шерстни вылетели и давай его жалить. «Ай-ай! – закричал он во всю мочь. – Право слово – не велю работать, и сам не стану; пускай мужики хоть всю неделю гуляют».